Красный вереск [За други своя!] - Олег Верещагин

Упорство защитников веси, отвечавших руганью на каждое предложение "не продлевать бессмысленное сопротивление, прекратить кровопролитие и сложить оружие" до такой степени пришлось по душе горцам, что у Стахора дружинника, заикнувшегося о прорыве из окружения в горы, избили. При всем при том эти люди засыпали на позициях в перерывах между атаками, по каждому поводу ругались друг с другом, ели пальцами и мочились там, где спали. Страх, брезгливость, стыд, мечты — все это притупилось и стерлось.

Но сражаться… О, сражаться они не переставали! Это только и оставалось, и люди с соннными глазами дебилов стреляли, без промаха и ходили в контратаки, снова и снова отбрасывая врага… В веси не было бетонных колпаков, пушек, минных полей и противотанковых комплексов… даже гранат к РПГ почти не осталось! Были только люди. Мужественные, как герои былин, непоколебимые, как воины древности, упорные, как… люди. Этого вполне хватало и те, кто командовал операцией, давно бы отступились от этой проклятой веси, под которой уже легло тысячи полторы солдат… Но их тоже гнал приказ — и они передавали его своим солдатам, которые отказывались ходить в атаки и в тылу у которых приходилось ставить пулеметы…

… - Вольг, просыпайся, — Богдан толкнул землянина и, плюхнувшись в грязь на его месте, уснул раньше, чем понял, куда лег.

Олег сел, закрыв глаза и покачиваясь. Он уже уснул снова — сидя, — но толчок страха разбудил его.

В серой пелене дождя вдоль позиций двигались какие-то тени. Они нагибались к земле, выпрямлялись, раскачивались… Олег еще не вполне проснулся и ему вдруг представилось, что это мары плывут над землей, забирая мертвых:… Надо было встать, чтобы его не приняли за мертвеца тоже… Подошедшая совсем близко тень сказала голосом Резана:

— Вольг, ты ли?

"Неужели я так изменился?" — подумал мальчик. И ответил:

— Да.

— Они убиты или спят? — Резан (или мара с лицом Резана) наклонился.

— Спят, не забирай их, — Олег прикрыл друзей рукой. — Убирайся прочь.

— Он спит, — сказала вторая мара голосом Гоймира. — То знал я, что не выдержит он, соснет.

— Смотрит да и спит, — голос Резана. — Зря лаешь, он и не первый… Вольг, проснись!

— Я не сплю, — громко сказал Олег. И… проснулся… Гоймир уже уходил, а Резан смотрел на него, Олега.

— Одно не спи. Часом пойдут наново. Не спи, — Резан тряхнул его за плечо и пошел дальше.

— Я не сплю, — сказал вслед Олег. — Надо лечь на бруствер и… — он мысленно покачал головой и зашарил по карманам. Шарил долго, закрывая глаза и с усилием их разлепляя. Достал зажигалку и, чиркнув ею, поднес огонек к запястью.

Резкая боль проволочной щеткой разом продрала мозги. Застонав, Олег вжал обожженное место в мокрую грязь. Потом оскалил зубы и длинно, мерзко выругался.

Снаряд попал в окопы сотней саженей правее. Олег пнул Йерикку:

— Вставай.

— Да, — Йерикка сел. Глаза у него были бешеные и красные. Он сплюнул и сказал: — Я тебя убить хотел. Когда ты меня толкнул, я тебя хотел застрелить.

— И без тебя пристрелят. Буди Твердислава.

Йерикка потряс раненого за плечо. Тот молчал и не просыпался. Олег бросил другу зажигалку:

— Держи.

— Радикальное средство, — Йерикка спокойно поднес язычок пламени к плечу Твердислава, где в прорехе виднелось тело.

Мальчишка хлопнул себя по плечу левой ладонью, зарычал от боли и проснулся. Через повязку опять цедилась кровь.

— Сдохну, — сказал Твердислав, сев. — С-сдохну…

— Пошел ты, — буднично послал его Олег, пряча зажигалку, перекинутую обратно Йериккой. — Богдана не трогайте, он минут двадцать, как лег.

Впереди разорвался еще один снаряд. В пригнувшихся мальчишек ударило грязью, перемешанной со стылой слизью трупных внутренностей.

— Гадость, — Йерикка сбросил сизые петли со спины, — опять в трупешники всадили.

— Лучше в них, чем в нас, — философски ответил Олег. — Твердислав, тебе что снилось?

— Насмехаешься? — криво улыбнулся тот, ставя перед собой гранатную сумку. — О-от, пара выстрелов — и край… Лады. Застрелиться, что ли, а?

— Давай, — буркнул Олег, — только быстрее, вон они идут, помешают… Богдан!

— Повременю, — решил Твердислав, — часом, и так убьют…

— Восемь машин, до пяти сотен пехоты, — уже привычно подсчитал Йерикка. — Вольг, прополку.

— Да вставай ты, скотина! — Олег пнул Богдана в пах и полез наверх со снайперкой. Танковый снаряд ударил в землю перед клуней, резко взлетел вверх снова и на рикошете разорвался над домами околицы.

— Йа! — выкрикнул Йерикка, выгибаясь назад. Бежавший от веси мальчишка закувыркался на земле, взрывая грязь каблуками ботинок.

— Готов, — отметил Твердислав. — Ты что, Йерикка?

— Ранили, — прохрипел тот. — Посмотри…

Твердислав задрал на нем куртку. Осколок угодил точно в шрам раны, полученной Йериккой в начале лета в бою около тела Ломка — и сидел под самой кожей. Твердислав извлек его пальцами.

— То и добро.

Мальчишка неподалеку все еще дергался, но уже по-неживому. Сверху съехал Олег, поставил винтовку, взял автомат, отщелкнув предохранитель на автоматический огонь:

— Все, пошли. Богдан, сука!

— Все-все-все, я уж не сплю, — Богдан сел с закрытыми глазами, взял свой АКМ и кассету с оставшимися выстрелами к подствольнику.

— А глаза закрыты, чтоб не так страшно было, — пояснил Твердислав. — Тридесять восьмая…

— Тридцать шестая, — возразил Олег и был послан у него же перенятым матом:

— Пошел на…!

— Кусай за…! — буднично ответил он.

— Вельботы! — Йерикка, зашипев от боли, перевернулся на спину и, уперев приклад ДП в землю, начал долбить в пару короткокрылых 'корытец", заходивших на удар от солнца. Под плоскими белёсыми брюхами вспухли облачка — и в нескольких местах веси поднялся дым. К вельботам потянулись трассы крупнокалиберных пулеметов, они заходились, но бронированные лохани, быстро маневрируя, дали еще пуск, а потом, поливая все и вся из ливневых установок, ушли прочь.

— Ракету бы сейчас! — зло сказал Йерикка и, меняя магазин, повернулся на живот. Куртка у него на спине вымокла от крови. — Ну, идите, идите сюда!

С этим призывом все были согласны. По крайней мере, в бою не засыпаешь.

Горные стрелки были уже шагах в ста пятидесяти. Так близко они еще никогда не подходили! Два танка горели, но остальные ломились напролом, давя трупы своих же и почти непрерывно стреляя из всего бортового оружия. Пехотинцы группировались за ними.

— Не могу достать! Не могу достать! — орал Олег, поливая ближний танк струями пуль из АК103, словно водой из брандспойта. Отчаянье заставило его разрядить подствольник, но тромблон танковую броню не взял, конечно. — Твердислав, сожги его! Ну же!

— Годи… годи… годи… — Твердислав возил окровавленной рукой по рукояти РПГ7. — Два-то всего счетом и осталось, знаешь ведь…

Бамм! Танковый снаряд, зарывшись в землю, поднял на дыбы здоровенный кусман земли. Олега присыпало (не первый раз за эти дни) и, пока он отрывался (точнее — откапывался, чтобы оторваться), танк с пехотой, группировавшейся за ним, подошел совсем близко. Он перевалил линию обороны, и было видно, как его жирно блестящие гусеницы выхлестывают из-под себя ошметки того, что только-только было живыми людьми.

Пятнадцать саженей. «Тандем» ПГ7ВМ на расстоянии в полтораста саженей пробивает пятидесятисантиметровую броню вместе с добавочной защитой навесного экрана.

— Пригнись! — свистнуло пламя, Олег вжался в землю, успев увидеть, как в солнечной вспышке разлетаются осколками куски брони, штопором свиваются, срываясь с креплений, плитки навесных экранов… — Хвостом в рот, в тык, по голове! Богдан, выстрел, шевелись! Идет, сука-а!!!

Танк с развороченным у носа правым бортом, изрыгая жидкое пламя и снежно-белую пену, продолжал идти. Оба его пулемета стреляли. Йерикка стрелял тоже — по пехоте, бегущей следом. Богдан с очень спокойным лицом заряжал лежащий на плече Твердислава РПГ последней гранатой.

— До хрена же было "мух"! — заорал Олег. — Где "мухи"?! «Мухи» где?!

Двое с пулеметами, поливая все очередями, выбежали из-за танка. Твердислав выстрелил снова — обоих в куски разнесло сорванной броней, танк остановился окончательно. Теперь он горел капитально — весь нос был объят жирным пламенем.

— Через низ уйдут, сволочи! — крикнул Йерикка. — В днище люки!

— Это мы читали! — и Олег швырнул под днище танка ребристую «лимонку». — Вот так! Пехота за танком, Эрик!

— Припечет — сбегут, или зажарятся, — хладнокровно отозвался рыжий горец, — на выбор.

— Еще один! — закричал Богдан возбужденно. Все разом повернулись — второй танк шел к ним через развалины сгоревшего дома, ломая обугленные брёвна, как соломинки и подминая, кроша в пыль саможженый кирпич.